Википедия викторианский стиль: Викторианская архитектура — Википедия – Викторианская эпоха — Википедия

Содержание

Викторианская литература — Википедия

Диккенс воображает героев своего нового романа. Картина 1875 года.

Викторианская литература (англ. Victorian literature) — литературные произведения, созданные в Великобритании в викторианскую эпоху (1837—1901). В европейском контексте этот период соответствует эпохе критического реализма. Прямым продолжением викторианской была эдвардианская литература начала XX века.

Наравне с мужчинами активнейшее участие в литературной жизни викторианской Англии принимали женщины

По мере того, как эстетика романтизма сменяется реалистической, а философский позитивизм вытесняет спекулятивные философские построения, на смену поэзии в качестве основной формы литературного самовыражения по всей Европе приходит длинная проза[1]. В этом отношении Британия не была исключением. В 1840-е и особенно 1850-е годы наиболее востребованным жанром становится социальный роман с морализаторским уклоном.

Наиболее последовательно в этом жанре работали два крупнейших беллетриста викторианской эпохи — У. М. Теккерей, автор монументальной исторической сатиры «Ярмарка тщеславия», и особенно Чарльз Диккенс, любимый писатель самой королевы Виктории и самый читаемый автор викторианской Англии. Отличительные черты диккенсовских романов — живая, иногда несколько карикатурная обрисовка десятков и сотен персонажей, панорамный охват общества, некоторая рыхлость структуры, остросюжетность с оттенком сенсационности, обилие авторских отступлений, склонность к счастливым развязкам.

В тени Диккенса и Теккерея плодотворно работали многие другие талантливые беллетристы. Трагическое миросозерцание сестёр Бронте («Джейн Эйр», «Грозовой перевал», «Незнакомка из Уайлдфелл-Холла») наследует традициям романтизма начала века. Элизабет Гаскелл — приятельница и первый биограф Шарлотты Бронте — в собственных романах тяготела к социальной проблематике. Традиции бытописательного романа Джейн Остен продолжают семейные саги Э. Троллопа. Большой успех в своё время имели его же политические романы, равно как и трилогия о политиках за авторством будущего премьер-министра Дизраэли.

Сцена из городской жизни начала 1850-х

После смерти Диккенса в 1870 году на первый план выдвигаются мастера социального романа с позитивистским уклоном во главе с Джордж Элиот. Крайним пессимизмом проникнут цикл романов Томаса Харди о страстях, бушующих в душах обитателей полупатриархального Уэссекса. Джордж Мередит — мастер тонко психологизированной комедии в прозе. Ещё более изощрённый психологизм отличает сочинения Генри Джеймса, перебравшегося в Англию из-за океана.

Для первой половины викторианского периода характерен расцвет описательной и документальной прозы. Преклонением перед культурой прошлых лет проникнуты искусствоведческие и культурологические работы Джона Рёскина, Мэтью Арнольда, Уолтера Патера. «Трудный», вязкий слог описательной прозы Рёскина — значимый вклад в сокровищницу англоязычной стилистики, равно как и высокая риторика исторических сочинений Карлайля и Маколея. Высокой оценки современников удостоились богословские и автобиографические труды кардинала Ньюмена.

Во второй половине XIX века проза становится более разнообразной и демократичной. В этот период впервые оформляется как обособленное направление детская литература («Алиса в стране чудес» Льюиса Кэролла, «Принцесса и Гоблин» Джорджа Макдональда, «Остров сокровищ» Стивенсона).

«Второе издание романтизма» порождает многочисленные сенсационно-бульварные (У. Коллинс, Э. Бульвер-Литтон), утопические (С. Батлер, У. Моррис) и приключенческие романы (Т. Майн Рид, Р. Л. Стивенсон, Г. Р. Хаггард). Развивается жанр исторического романа («Лорна Дун» Р. Д. Блэкмора, «Белый отряд» А. Конан Дойла).

Получает запоздалое развитие малая прозаическая форма (Г. Уэллс, Р. Киплинг), в том числе детективная (рассказы о Шерлоке Холмсе) и мистическая (рассказы о привидениях Ш. Ле Фаню). Благодаря росту грамотности рабочих и обилию «толстых» журналов вся эта многообразная литературная продукция находит благодарных читателей.

Многим поэтам-викторианцам, как и художникам-прерафаэлитам, свойственна сентиментальная идеализация средневекового прошлого

Официальным поэтом викторианской Англии считался лорд Теннисон, однако наиболее смелые с художественной точки зрения находки связаны с именем Роберта Браунинга, который довёл до совершенства введённую Теннисоном форму драматического монолога. По сложности синтаксиса, утончённости психологической разработки лирических героев, многообразию повествовательных ракурсов, широкому использованию выразительных возможностей подтекста поэзия Браунинга смыкается с реалистической прозой того времени.

Из поэтов более молодого поколения первое место принадлежит Харди, поэтическое дарование которого было в полной мере оценено уже в XX веке. Как заметил И. Бродский, в плане строфики и применяемых поэтических форм даже в XX веке не было поэта более разнообразного[2]. Многие стихотворцы второй половины XIX века отдали дань идеалам прерафаэлитского движения (Д. Г. Россетти, У. Моррис, молодой У. Б. Йейтс). Стих Морриса и Суинберна, наследующий спенсеровской и китсовской традиции, предельно сладкозвучен и живописен.

Несколько в стороне от основного русла развития национальной поэзии стоят возвышенная философская лирика оксфордского профессора М. Арнольда и предмодернистский, во многом экспериментальный стих ирландского клирика Дж. М. Хопкинса.

На протяжении всего викторианского периода большим успехом у читателей пользовались юмористическая проза («Записки Пиквикского клуба», «Трое в лодке, не считая собаки») и шуточные стихи, подчас с налётом бессмыслицы и абсурда (Льюис Кэрролл, Эдвард Лир). Они служили своеобразным противовесом морализаторству и практицизму викторианского общественного сознания. Комическая составляющая преобладает и в наиболее популярных пьесах, будь то комедия нравов («Как важно быть серьёзным» О. Уайлда) или фарс («Тётка Чарлея» Б. Томаса). Лишь на исходе викторианского периода намечается возрождение «серьёзной» английской драматургии (ранние пьесы Дж. Б. Шоу).

Викторианская мораль — Википедия

Викториа́нская мора́ль (англ. Victorian morality) — совокупность моральных ценностей, а также общая моральная атмосфера, царившие в Великобритании в период правления королевы Виктории.

Викторианскую мораль можно описать как совокупность ценностей, основывающихся на строгом кодексе поведения, нетерпимости к его нарушениям и преступлениям; сексуальных ограничениях и сильной этике. В то же время среди британцев начали цениться трудолюбие, пунктуальность, умеренность и хозяйственность.

Викторианская эпоха продолжалась на протяжении всего правления королевы Виктории с 1837 года по 1901 год. Этот исторический период характеризуется стремительными изменениями практически в каждой сфере жизни, начиная с медицины и техники, заканчивая демографией. Это было время процветания, широкой империалистической экспансии и великих политических реформ. Сегодня Викторианская эпоха рассматривается как период множества противоречий. Социальные течения, выступавшие за улучшение общественной морали, сосуществовали с классовой системой, налагавшей тяжелые жизненные условия на многих людей. Преувеличенные добродетель и ограничения контрастировали с широким распространением проституции и детского труда.

В этот период люди, принадлежавшие к высшему и среднему классам, придерживались строгих ценностей, среди которых были следующие:

  • Чувство долга и трудолюбие;
  • Респектабельность: смесь морали, строгости и приспособления к общественным стандартам (обладание хорошими манерами, владение хорошим домом, регулярное посещение церкви и благотворительность), именно она отделяла средний класс от низшего;
  • Благотворительность и филантропия: занятия, привлекавшие многих состоятельных людей, особенно женщин[1].

В семье царили патриархальные порядки, поэтому одинокая женщина с ребёнком становилась маргиналом из-за широкого распространения представления о женском целомудрии. Сексуальность подавлялась, были чрезвычайно распространены жеманство и ханжество.

Колониализм также был важным феноменом, он вел к распространению патриотизма и испытывал влияние идей о расовом превосходстве и концепции миссии белого человека.

Нельзя отрицать значение дарвинизма, который в этот период сыграл ключевую роль: научные открытия (особенно в геологии и биологии) потрясли многие моральные и религиозные опоры и привнесли новый взгляд на Вселенную как на нечто, постоянно меняющееся.

За двести лет до Виктории Пуританское республиканское движение временно опрокинуло британскую монархию, представители правящей династии и высшего общества которой были известны своими вольными нравами. Пока Англия была республикой, наступил период реакции, на людей наложили строгие ограничения, и даже празднование Рождества было запрещено. Как только монархический строй был восстановлен, то за годами подавления и ограничений вновь последовал период свободы и раскрепощённости. Предшествующие Виктории поколения Ганноверов вели весьма распутный образ жизни. К примеру, король Вильгельм IV, дядя Виктории, совершенно не скрывал, что у него было десять незаконных детей. Другие, как принц-регент, а впоследствии король Георг IV, прославились пристрастием к алкоголю и оставили громадные долги. На нём и его сестре, дочери Георга III даже лежало подозрение в инцесте. Кроме того, Георг IV воспринимался обществом как искатель удовольствий и любитель женщин, чье правление, по большей части, представляло собой череду скандалов.

В результате моральный облик королевской фамилии перед воцарением королевы Виктории в 1837 году был настолько дискредитирован, что реакция не являла собой ничего неожиданного. Также причины можно видеть в том, что принц Альберт пострадал из-за развода своих родителей, которые оба были вовлечены в общественные скандалы, поэтому его моральные требования были довольно высоки.

Отец принца Альберта, Эрнст I, и его брат, Эрнст II, бывшие герцогами в Саксен-Кобург-Готе в Германии, были такими распутниками, что, когда они посещали Англию, ни одна служанка при королевском дворе не могла себя чувствовать в безопасности.

Альберт, в свою очередь, придерживался настолько пуританских взглядов, что, по собственному признанию, чувствовал физическое недомогание при простой мысли о супружеской измене. Впечатлительная Виктория, всецело преданная Альберту, приняла эту точку зрения, хотя были причины полагать, что она унаследовала чрезвычайно страстный темперамент Ганноверов. Последовавшая реакция, поощрение запретов и ограничения стали главным источником драконовских норм поведения, границ между классами, а также разных стандартов для мужчин и женщин, характеризующих Викторианскую эпоху.

Не только Виктория и Альберт были причиной того, что в XIX веке Англия отвернулась от невоздержанности предыдущих поколений королевской семьи, но нет сомнений в том, что именно пример их верной семьи с девятью детьми стал образцом, с которым все общество сравнивало своё поведение. Не последнюю роль в этом сыграло то обстоятельство, что стремительное развитие науки и техники, масштабные социально-экономические изменения и усилившийся динамизм жизни создавали ощущение потерянности в меняющемся мире, в котором стремящиеся к благополучию британцы искали хоть какой-то стабильный ориентир, каким и стала образцовая королевская семья.

Правила поведения и мораль были очень жёсткими, и их нарушения сильно осуждались. В семьях и учебных заведениях были чрезвычайно распространены тяжкие телесные наказания. Такие явления, как жеманство и излишняя умеренность, подавление считаются важными и очень распространёнными чертами Викторианской эпохи. Так, в английском языке слово «Victorian» до сих пор является синонимом слов «ханжеский», «лицемерный». Существовало огромное количество эвфемизмов: к примеру, называть руки и ноги иначе, как «конечностями» было очень неприлично[2].

При этом существовали некоторые нестыковки и противоречия, особенно в том, что касалось женщин и детей. Пяти-шестилетние дети, работавшие на шахтах, к примеру, проводили целые дни в подземных тоннелях, закрывая и открывая двери. А детский труд на фабриках был обычным явлением также в других странах Европы и Америки. С другой стороны, дети людей, принадлежавших к среднему и высшему классам, считались милыми невинными малышами, которых необходимо хранить в неведении касательно внешнего мира и его реалий.

Беременным женщинам из рабочего класса иногда приходилось самим катать тяжёлые телеги по рельсам в шахтах, что позже было законодательно запрещено.

Женщины из среднего и верхнего класса считались недостаточно стойкими и сильными, чтобы принимать участие в политике, работать или получать полноценное образование. Этих женщин настолько опекали, что некоторым из них не позволялось читать газеты, на случай если они содержали новости, которые могли их расстроить. Вместо этого их мужья или другие мужчины, принадлежащие к семье, выбирали определённые статьи, которые считали подобающими, и зачитывали их вслух.

Для обеспечения пристойности было изобретено множество условностей (враждебность к мастурбации, надевание кринолинчиков на ножки роялей с круглыми наконечниками[3], даже на знаменитой Всемирной выставке экспозиция античных статуй была задержана до тех пор, пока им не залепили фиговыми листами причинные места[4]) и приспособлений (противомастурбационные приспособления, купальная машина). Предложить за обедом женщине птичью ножку считалось грубостью[5]. Книги авторов противоположного пола ставили на одну полку, только если они состояли в браке. Приличным девушкам предписывалось соблюдать девственность не только физическую, но и «нравственную»: им не полагалось ничего знать о половом акте и деторождении. Замужние женщины никогда не должны были снимать в присутствии мужа ночную рубашку (для совокупления надевалась рубашка с вырезом на уровне низа живота). Период беременности считался таким неприличным, что женщина не показывалась на людях[3].

Женщинам и девушкам запрещалось путешествовать, а иногда даже просто выходить из дома. Если женщина находилась в поезде без сопровождения, такое поведение сильно её компрометировало. При этом считалась вполне допустимым, если она путешествовала, сидя на соломе в вагоне-стойле вместе со своим конём, так как считалось, что тот способен её защитить.

В результате к свадьбе невесты подходили с фантастическими и пугающими представлениями о супружеской жизни и беременности, несмотря на то что от них ожидали рождения семи-восьми и более детей. Были даже случаи, что на следующий день после свадьбы они возвращались к родителям, так как то, что муж пытался их раздеть, воспринималось как оскорбление. Некоторые пытались покончить с собой[5].

К женщинам, по какой-либо причине, не вышедшим замуж, относились как к париям и нежеланной обузе для их семей, которые были вынуждены поддерживать их. Незамужние считались неудачницами и даже должны были вставать в присутствии замужней женщины. Женщины, которых не устраивали такие обычаи, такие как Флоренс Найтингейл или Элизабет Гаррет Андерсон, клеймились как морально неполноценные. Если на них кто-нибудь нападал, то вина полностью ложилась на женщину.

Мужчины, считавшиеся превосходящими женщин по множеству параметров, также были жертвами викторианской морали. Широко было распространено мнение, в том числе среди самих мужчин, что они от рождения грубы и безнравственны. Поэтому их жёны и прочие женщины должны были прививать и воспитывать в них такие добродетели, как любовь к семье, домашнему очагу и дому.

В то же время историки Питер Гей и Майкл Мэйсон указывают, что современное общество имеет превратные представления о викторианском этикете ввиду недостатка информации. Часто представляется, что отправляясь купаться люди викторианской эпохи из скромности использовали купальную машину. Но несмотря на существование таких машин в этот период всё ещё можно было увидеть людей, купающихся обнаженными. Другим примером расхождения между представлениями о викторианской сексуальности и историческими реалиями является то, что королева Виктория любила рисовать и коллекционировать изображения обнажённой мужской натуры и один из таких рисунков она даже подарила своему мужу[6].

Массовое сознание представляет себе типичную викторианскую невесту из среднего класса как девушку, не подозревающую о том, что её ждёт в первую брачную ночь, считается так же, что столкновение с подобным опытом могло быть травматичным. Однако викторианское общество знало, что и мужчины и женщины могут получать удовольствие от копуляции[7].

Тем не менее, о чувствах и эмоциях писали и говорили в основном языком цветов. Однако, существовали несколько откровенных эротических и порнографических литературных произведений, самое известное из них — «Моя тайная жизнь» (англ.), и журнал «The Pearl» (англ.), который даже был переиздан в книжном формате в 1960-х годов; распространялись порнографические рисунки. Была развита проституция.

Гомосексуальность была вне закона и рассматривалась в тот период как большая пошлость, однако множество известных мужчин с Британских островов были гомосексуальны. Самым известным среди них можно, пожалуй, считать Оскара Уайльда. Ближе к концу века по такому поводу даже состоялось множество больших судебных процессов.

  • Т.Диттрич. Повседневная жизнь Викторианской Англии. — М.: Молодая гвардия, 2007. — 382 с. ISBN 978-5-235-02978-1

Викторианская сказочная живопись — Википедия

Викторианская сказочная живопись (или викторианская волшебная живопись, англ. Victorian Fairy Painting, иногда — англ. Fairy painting, от англ. Fairy — маленькое сказочное существо, которое выглядит как человек с крыльями и имеет магическую силу; фея, эльф[1]) — направление в британской живописи 2-й половины XIX века. Впервые в Новейшее время определил значение викторианской сказочной живописи и выделил её в самостоятельное художественное направление британский историк искусства Джереми Маас (англ.)русск.. Существуют различные варианты понимания и перевода на русский язык английского термина Fairy painting: «волшебная живопись» и «сказочная живопись». При этом термин «сказочная живопись» включает изображение волшебных существ и сюжетов из фольклора (и воображения самого автора), а также изображения животных, птиц, насекомых, которые включены в сказочные сюжеты[2].

Истоки Fairy painting относятся к концу XVIII — начале XIX века, к так называемому Готическому Возрождению в романтизме, в живописи к нему относят творчество Иоганна Генриха Фюсcли (1741—1825), его рано умершего ученика Теодора фон Холста (1810—1844), а также Уильяма Блейка (1757—1827), наполненное фантастическими образами и галлюцинациями[3][2].

Исследователи выделяют ряд причин появления Fairy painting. Среди них[2]:

  • Установление господства романтизма в английской культуре и его интерес к фольклору Британских островов. Появились сборники британских сказок и легенд, были опубликованы на английском языке в 1823 году «Детские и бытовые сказки» братьев Гримм. Мода на сказки пробудила фантазию британских писателей: «Приключения Алисы в Стране чудес» Льюиса Кэрролла (1865, интерес представляют рисунки самого писателя в тексте его первой рукописи этой книги), «Счастливый принц» Оскара Уайльда (1888)… Эти сборники и отдельные сказки предоставляли художникам широкий выбор сюжетов для Fairy painting[4].
  • По мнению историка искусства Джереми Мааса Fairy painting близка викторианскому подсознанию: в нём скрыто желание вырваться из однообразности повседневной жизни; новое отношение к сексу, которое сковывается религиозными догмами; подсознательное отвращение к фотографии. В этом отношении Fairy painting — бунт против настоящего. Художники видели выход в возвращении к прошлому — к уютной сельской жизни древности[5].
  • Фантастическая традиция британской литературы (поэтические произведения Эдмунд Спенсера «Королева фей» и Александра Поупа «Похищение локона») в сочетании с инновациями в сфере театральной техники — пьесы Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь» и «Буря», теперь шли на сцене в условиях газового освещения и электричества, что позволяло разработать необычные эффекты, вдохновлявшие художников. В 1863 году спектакль с участием Эллен Терри представил зрителям Титанию верхом на механическом грибе[2].
  • Р. А. Шиндлер отмечает потребность возникшего в это время среднего класса в новых видах искусства. Его не удовлетворяли сюжеты и приёмы академической живописи. Средний класс тянулся к простым народным фантазиям — к сказкам, ему хотелось возвести своё происхождение к более древним, чем аристократия, родам, может быть, даже к царским фамилиям самой глубокой древности, отсюда — интерес к древним мифам и легендам Британии (как англосаксов, так и кельтов). У этого жанра был и круг восторженных почитателей, готовых тратить крупные деньги на приобретение полотен и способных на публикацию статей в авторитетных журналах: королева Виктория, Чарльз Диккенс, Джон Рёскин, Льюис Кэрролл[5].
  • Т. Уиндлинг отмечает как причину неприятие частью общества промышленной революции. Пантеизм, тяга к старине, к мировой гармонии, к единству человека и природы, противопоставлялись бездушному индустриальному обществу, буржуазному прогрессу[5].
  • Интерес к спиритуализму, характерный для викторианской эпохи. Возникла литературоведческая и философская мифологическая школа, которая объясняла схожесть фольклора общими религиозными представлениями древних народов, интерес к её выводам объединял многих художников «сказочной живописи»[4].
  • Причиной также считают повсеместное использование в Великобритании этого времени лекарств-опиатов, порождавших фантастические образы и видения. Для некоторых художников это была возможность облечь в сказочную форму свои эротические фантазии и сюжеты своих сновидений[2].

Круг художников викторианской сказочной живописи[править | править код]

Белый Рыцарь в «Алисе в Зазеркалье» — автопортрет Тенниелa

Большинство художников Fairy painting писали картины на сюжеты «сказочных» шекспировских пьес «Сон в летнюю ночь» и «Буря», на фольклорные сюжеты и сюжеты волшебных сказок. Первоначально это направление было связано преимущественно со станковой живописью, позже — с книжной графикой[6][7].

Fairy painting в станковой живописи[править | править код]

По мнению искусствоведов, первым викторианским художником, создавшим подобные работы и получившим признание критики именно за свои сказочные картины, был Ричард Дадд (1817—1886). Картина «Спящая Титания» создана художником в 1841 году одновременно с другой картиной на сюжет «Сна в летнюю ночь» — «Пак». «Спящая Титания» неоднократно была представлена на выставках: 1841 год в Королевской Академии художеств в Лондоне (Летняя выставка, экспонат № 207, здесь картина имела широкий успех и привлекла к художнику внимание лорда Томаса Филиппса, который предоставил Дадду средства для путешествия на Ближний Восток и в Египет), в Манчестере (Художественные сокровища Соединенного Королевства, 1857, экспонат № 477), в Лондоне. В августе 1843 года, увидев в своём отце воплощение дьявола, Дадд убил его ножом (перерезав ему горло и добив ударом ножа в грудь) и направился в Париж; по пути он пытался убить ещё одного человека, был схвачен во Франции полицией. Современные исследователи предполагают, что он страдал от шизофрении (видимо, он был к ней предрасположен генетически — жертвами умственного расстройства стали все его братья), либо от биполярного расстройства. Дадда поместили в психиатрическую клинику Бедлам, а в 1864 году перевели в Бродмур (англ.)русск.. В лечебницах Дадд продолжал заниматься живописью, создал миниатюрные, тщательно выписанные, фантастические по сюжету, атмосфере и колориту полотна «Спор: Оберон и Титания» (1854—1858), «Мастерский замах сказочного дровосека» (1855—1864)[8].

Среди наиболее известных художников этого направления: Джозеф Ноэль Пэтон, Дэниэл Маклис, Джон Анстер Фицджеральд. Картинам Джона Анстера Фицджеральда свойственен зловещий и трагический характер. Искусствоведы объясняют это ирландской фольклорной традицией изображения волшебных персонажей злыми, а не добрыми, а также воздействием наркотиков, которые, вероятно, употреблял художник. Некоторые его картины — «Мистика снов» (англ. The stuff Dreams are Made, 1858), «Пленённая мечтательница» (англ. The Captive Dreamer, 1856), позволяют предположить знакомство с опием и лауданумом. В этих картинах появляются гоблиноподобные фигуры, разносящие прозрачные бокалы с загадочным напитком и склянки, в которых в викторианскую эпоху продавали в аптеках лауданум. Художнику принадлежит цикл о таинственных существах сказочного мира, в частности о конфликте сказочного мира и Малиновки (в русском языке иногда её переводят как имя собственное Робин, в английском языке она — символ Рождества с середины XIX века): «Малиновка, защищающая свое гнездо», «Пленённая Малиновка», а особенно — «Кто убил Малиновку?» (англ. Who killed Cock Robin?), «Похороны феи» (англ. The Fairy’s Funeral, 1864), «Корабль фей» (англ. The Fairies Barque, 1860). Искусствоведы отмечают тщательно выписанных птиц, цветы и насекомых, которым противостоят небрежно набросанные фигуры человекоподобных сказочных персонажей[9].

Джон Симмонс изображал обнажённую натуру (чаще всего — Титанию), которую он включал в фантастический пейзаж, служивший ей декоративным обрамлением, критики единодушно отмечали преднамеренный эротизм его полотен[10]. Большинство картин Симмонса просты по композиции и обычно изображают одну или две фигуры в обрамлении из листвы, причудливых цветов или зарослей вьюнка. Каталог аукциона Bonhams утверждает, что художник изображает «Королеву фей как стандарт викторианской женской красоты». Художник стирает границы между реальностью и мечтой, он создает поэтическое видение пьесы Шекспира. Каталог цитирует Шарлотту Гир, которая отмечает параллели творчества Симменса с ориентализмом и его сложные отношения со зрителем-вуайеристом[11]. Картины Симмонса на сказочные сюжеты дают сюрреалистический эффект от умелого использования света и реалистичных деталей, которые он использует для изображением животных и растений[12].

Отдельные работы в сказочном жанре создали прерафаэлиты: Джон Эверетт Милле («Фердинанд, зачарованный Ариэлем»), Артур Хьюз, Уильям Белл Скотт. Некоторые работы Джона Аткинсона Гримшоу и Джозефа Уильяма Тёрнера близки этому направлению[13].

Некоторые художники, как например Марк Ланселот Симонс, продолжали работать в рамках этого направления и позже. Картина Марка Ланселота Симонса «A Fairy Tale» основана на эпизоде из пьесы Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь». На картине, однако, изображены не королева фей в окружении её приближённых, как это должно следовать из сюжета, а маленькие обнажённые дети в лесу среди цветов, играющие друг с другом, не подозревая о грозящей им опасности и событиях, которые им ещё только предстоит пережить, и спящая среди них девочка. Симонс был глубоко религиозен, интерес к сказочной тематике и миру фей сочетался у него с широкой общественной религиозной деятельностью, он состоял в добровольной международной ассоциации римско-католической церкви Catholic Evidence Guild (англ.)русск., выступал в качестве её представителя на диспутах в Гайд-парке в Лондоне[14][15].

Сказочная живопись в викторианской книжной графике[править | править код]

К концу викторианской эпохи сказочная живопись сменила сферу своего существования, перейдя из станковой живописи в книжную графику, к подобным примерам обычно относят художников Артура Рэкема («Пак с холмов Пука» Редьярда Киплинга; совместная работа Рэкема и Джеймса Мэтью Барри «Питер Пэн в Кенсингтонском саду», 1867—1939), Эдмунда Дюлака (1882—1953), Генри Джастиса Форда (1860—1941)[6].

Наиболее ярким примером подобной графики некоторые искусствоведы считают творчество Луиса Уильяма Уэйна (1860—1939). Его специфическому увлечению антропоморфными кошками способствовали трагические события личной жизни. Его молодая супруга заболела раком и была прикована к кровати, семья испытывала серьёзные финансовые проблемы. Единственным утешением в ней стал котёнок, которого художник обучал носить очки, сидеть перед книгой, делая вид, что читает. Именно умирающая супруга убедила мужа предоставить рисунки для публикации. Кошки на рисунках носят человеческую одежду, широко улыбаются и используют человеческую мимику, музицируют, играют в карты, курят, загорают на пляже. Художник писал: «Я… просто рисую людей в их обычных позах, как кошек, наделяя их как можно более человечными чертами. Это придаёт моим работам двойственную натуру, и я считаю их своими лучшими шутками»[16]. У художника, который всегда считался оригиналом, обнаружилось психическое расстройство, оно стремительно прогрессировало, Уэйн начал страдать от галлюцинаций. Последние годы жизни художник провёл в психиатрической лечебнице. Кошки в его последних работах теряют антропоморфные черты и превращаются в абстрактные узоры[17].

Первые издания сказок Льюиса Кэрролла проиллюстрировал художник Джон Тенниел. Работа над иллюстрациями к книгам Кэрролла проходила в постоянных спорах художника с писателем. Так, например, изображение Белого Рыцаря (шахматного коня), которого Кэрролл считал своим alter ego, в итоге превратилось в стилизованный автопортрет самого Тенниела. Лев и Единорог — шаржи на известных в то время политиков, премьер-министра консерватора Бенджамина Дизраэли и лидера либеральной партии Уильяма Гладстона. Современники восприняли иллюстрации с недоумением. Один из них писал: «Иллюстрации мистера Тенниела грубоваты, мрачны, неуклюжи, несмотря на то, что художник чрезвычайно изобретателен и, как всегда, почти величествен»[18][19].

Артур Рэкем — английский художник, который проиллюстрировал практически всю классическую детскую литературу на английском языке («Ветер в ивах», «Алиса в Стране чудес», «Питер Пэн в Кенсингтонском саду»), а также «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Он неоднократно удостаивался золотых медалей на всемирных выставках. В 1914 году прошла его персональная выставка в Лувре. Рэкем был в первую очередь блестящим рисовальщиком, отдавая предпочтение прихотливо извивающимся линиям. Его мир населяют причудливые создания вроде гномов, эльфов и фей, в чертах некоторых угадывается портретное сходство с автором. Цвета же смягчены и играют подчинённую роль[20]

Карикатурист и иллюстратор Томас Майбанк активно работал над сказочными образами между 1898 и 1912 годами в станковой живописи, позже он переключился на книжную графику и создал иллюстрации к пьесе Уильяма Шекспира «Сон в летнюю ночь»[21]. Особую популярность приобрело издание «Приключений Алисы в стране чудес» Льюиса Кэрролла, опубликованное в 1907 году и иллюстрированное художником[22]. Он создал также иллюстрации для поэмы Майкла Дрейтона (англ.)русск. (1563—1631) «Нимфидия, или двор фей» (1627, англ. «Nymphidia, the Court of Fairy»)[23].

Книжная графика Фредерика Кейли Робинсона вдохновляется образами Мориса Метерлинка (с которым он был лично знаком), творчеством прерафаэлитов и образцами французского символизма, однако продолжает традиции викторианской сказочной живописи[24].

Возрождение сказочной живописи в конце XX — начале XXI века[править | править код]

Интерес к фантастическому искусству и литературе с 70-х годов XX века вызвал возрождение сказочной темы в живописи, часто в новых контекстах. К авторам работ, вдохновлённых викторианской сказочной живописью, обычно относят: Стефани Пуи-Мун Ло (англ.)русск., Брайана Фрауда, работы которого легли в основу фильмов «Тёмный кристалл» и «Лабиринт». Увлечение образами эльфов и фей охватило образцы одежды, керамики, скульптуру, рукоделие. Иногда рост популярности Fairy painting соотносят с развитием движения New Age[25].

Вышли искусствоведческие работы: в 1997 году Джереми Мааса (1997) «Викторианская сказочная живопись»[26] в 2000 году — Памелы Уайт Тримп и Шарлотты Гир «Викторианская сказочная живопись»[27], в том же 2000 году — Кристофера Вуда «Феи в викторианской живописи»[28]. Прошли тематические выставки. Одной из наиболее крупных была в 1998—1999 годах «Викторианская сказочная живопись» в залах The Frick Collection, США[29].

  1. ↑ Fairy (неопр.). Cambridge Dictionary. Дата обращения 5 января 2017.
  2. 1 2 3 4 5 Кирюхина, 2012, с. 410.
  3. ↑ Tate.
  4. 1 2 Михайлина, 2004, с. 111.
  5. 1 2 3 Михайлина, 2004, с. 112.
  6. 1 2 Кирюхина, 2012, с. 412.
  7. ↑ Михайлина, 2004, с. 111—112.
  8. ↑ Кирюхина, 2012, с. 411.
  9. ↑ Кирюхина, 2012, с. 411—412.
  10. Wood, Christopher. Fairies in Victorian Art. — Woodbridge: Antique Collectors’ Club, 2008. — С. 124. — 191 с. — ISBN 9-781-4027-4488-4.
  11. ↑ Lot 52 John Simmons (неопр.). Bonhams (10 июля 2013). Дата обращения 24 января 2017.
  12. Nahum, Peter John Simmons (неопр.). The Leicester Galleries. Дата обращения 24 января 2017. Архивировано 21 декабря 2014 года.
  13. ↑ Михайлина, 2004, с. 113—114.
  14. Browne, Henry; Bourne, Francis, Cardinal. The Catholic evidence movement: its achievements and its hope. — London: Burns Oates & Washbourne, 1921. — С. 9. — 235 с.
  15. E. R. A Catholic Painter (англ.) // The Tablet : Сборник. — 1933. — 1 May. — P. 694. Архивировано 6 января 2017 года.
  16. ↑ Кирюхина, 2012, с. 413.
  17. ↑ Кирюхина, 2012, с. 414.
  18. Демурова Н. М. Алиса в стране чудес и Зазеркалье // Кэрролл, Льюис. Алиса в Стране чудес. Алиса в Зазеркалье. Комментарий Мартина Гарднера Перевод Н. М. Демуровой. Стихи в переводах С. Я. Маршака, Д. Г. Орловской и О. А. Седаковой. — М: Наука, Главная редакция физико-математической литературы, 1991. — С. 227. — 370 с. — ISBN 5-02-014950-0.
  19. Пыхова, Наталья. Такой Алису не видел даже Кэрролл // Газета (GZT) : Онлайн-издание. — 2010. — 5 Март. Архивировано 8 марта 2010 года.
  20. Haase, Donald. The Greenwood Encyclopedia of Folktales and Fairy Tales (англ.). — Greenwood Publishing Group, 2007. — Vol. III. — P. 802. — 1240 p. — ISBN 9-780-3133-3444-3.
  21. Nahum, Peter. Thomas Maybank. Biography (неопр.). The Leicester Galleries. Дата обращения 25 января 2017.
  22. Carroll, Lewis. The Adventures of Alice in Wonderland. Illustrated by Thomas Maybank (англ.). — Read Books Ltd, 2016. — ISBN 9-781-4733-5971-0.
  23. ↑ Nymphidia by Michael Drayton and Thomas Maybank (неопр.). Fairy land. Дата обращения 25 января 2017.
  24. Colegrave, Sarah. Frederick Cayley Robinson ARA, RWS (1862—1927) (неопр.). Sarah Colegrave Fine Art. Дата обращения 25 февраля 2017.
  25. Gaffin, Dennis. Running with the Fairies: Towards a Transpersonal Anthropology of Religion. — Cambridge: Cambridge Scholars Publishing, 2012. — С. 103—104. — 295 с. — ISBN 978-1-858940-43-4.
  26. Maas, Jeremy. Victorian Fairy Painting (неопр.). — Merrell Holberton, 1997. — ISBN 978-0-900946-58-5.
  27. White Trimpe, Pamela, Gere, Charlotte. Victorian Fairy Painting (неопр.). — Merrell Publishers, 2000. — ISBN 978-1-858940-43-4.
  28. Maas, Jeremy. Victorian Fairy Painting (неопр.). — Antique Collectors’ Club, 2000. — ISBN 978-1-851493-36-4.
  29. Michael Kimmelman. Victorian Escapism and Denial With the Fascinating Fairies (неопр.). New York Times. Дата обращения 5 января 2017.

Причёски викторианской эпохи — Википедия

Причёска «а-ля Клотильда», ставшая чрезвычайно популярной в Англии благодаря тому, что эту причёску выбрала Виктория для своей коронации.

Причёски в викторианскую эпоху, как и викторианская мода в целом, изменялись в течение десятилетий. Если говорить о женских причёсках, то в моде на протяжении всей викторианской эпохи (1830-е — 1890-е годы) были исключительно длинные волосы и сложные причёски, дополнявшиеся украшениями и головными уборами.

Значение волос в викторианскую эпоху[править | править код]

Интимный портрет королевы Виктории, заказанный ею в качестве «секретного подарка» своему мужу, принцу Альберту, на его двадцать четвертый день рождения. На портрете Виктория изображена с распущенными волосами и обнаженными плечами.

Восприятие волос, особенно женских, в викторианскую эпоху было связано с разного рода суевериями, имеющими корни еще в эпохе Средневековья. Распущенные длинные волосы были символом женской сексуальности, которая жестко подавлялась викторианской моралью; в обществе женщина не могла появиться в таком виде, изображение женщины не вполне одетой, с волосами, не уложенными в прическу и хотя бы частично распущенными, считалось непристойным. В этом плане особый интерес представляет интимный портрет королевы Виктории, написанный для ее мужа, принца Альберта, в 1843 году. Портрет, очевидно, не предназначался для посторонних глаз. В своем дневнике Виктория писала: «Он находит его очень похожим и прекрасно написанным. Я счастлива и горда, что нашла подарок, который доставил ему так много удовольствия».[1]

Вместе с тем, искусство викторианской эпохи, в том числе живопись и литература, охотно обращалось к мифологическим и фантастическим образам. Мифологические и мрачные «готические» сюжеты, раскрывающиеся в творчестве прерафаэлитов и авторов английских готических рассказов, позволяли создать образ роковой женщины-искусительницы, нередко наделенной некой магической силой. Анализируя женские образы с картин прерафаэлитов, некоторые исследователи делают вывод о фрейдистской связи распущенных женских волос, особенно волнистых, извивающихся, напоминающих змей, и мужского страха перед женской сексуальностью. По мнению Фрейда, в мифе о Медузе Горгоне змеи-волосы означают женский половой орган, а вызываемый ими ужас — интерпретация подсознательного страха кастрации.[2]

Таким образом, распущенные женские волосы олицетворяли в викторианском представлении женскую непокорность и порочность, в то время как гладкие, аккуратно уложенные волосы были символом целомудренности и послушания, «домашнего ангела», каким хотело видеть женщину патриархальное викторианское общество.[4]

На картинах прерафаэлитов чаще всего можно видеть женщин с прекрасными золотистыми или рыжими волосами — это было одно из главных требований, предъявляемых художниками при поиске натурщиц. Часто моделей приходилось искать в публичных домах, так как приличные девушки не соглашались позировать в столь непристойном виде.

Символизм именно золотых волос раскрывается и в литературе, например, произведении Брэма Стокера «Тайна золотых прядей» (англ. The Secret of the Growing Gold) 1892 года. В этом рассказе Стокер объединяет и интерпретирует в викторианском стиле средневековые легенды и сказки о «странных, но прекрасных женщинах с золотыми волосами».[5] По сюжету мистического рассказа, надменный аристократ Джеффри Брэнт убивает свою любовницу (состояли ли они в браке, остается неизвестным), Маргарет Диландэр, и женится снова. Однако призрак Маргарет не оставляет бывшего возлюбленного в покое — ее золотистые волосы таинственным образом прорастают сквозь камень в доме Брэнтов, в конце концов убивая и Джеффри, и его новую жену. Этот сюжет, по мнению исследователей, выражает основные мифы о женских волосах, циркулировавшие в викторианском обществе — сочетание порочности, виктимности, магической силы и опасности.

Волосы были частым элементом викторианских траурных украшений, хотя сама эта традиция существовала и ранее. Волосы усопшего сплетались, иногда в довольно сложные узоры и композиции, и вкладывались в броши, медальоны, кольца и т.д.

Реклама средства для ухода за волосами Ayer’s Hair Vigor, ок. 1900

Уход за волосами, особенно длинными, требовал большого количества времени. Шампунь был изобретен лишь в конце XIX века, а массовую популярность приобрел в 1900-е годы. До того женщинам приходилось пользоваться различными косметическими средствами, зачастую собственного изготовления, но некоторые бальзамы продавались в аптеках. Рецепты средств для волос публиковались в многочисленных сборниках советов и руководствах для женщин. Часто использовалась вода с добавлением различных масел, растительных экстрактов, хинина, нашатыря, алкоголя и прочих компонентов. Поскольку сушка волос без фена могла занять много времени, порою весь день, викторианские женщины мыли волосы не очень часто (по рекомендациям того времени, раз в месяц). Основным же средством поддержания гигиены волос было расчесывание щеткой. При ежедневном расчесывании с волос удалялась пыль, грязь, сальные выделения и кожные чешуйки, благодаря чему волосы долго не нуждались в мытье.

На чистые волосы наносилась специальная помада, причем напомаживали волосы как мужчины, так и женщины. Например, в журнале по домоводству «Кэсселлс» приводится рецепт изготовления помады из касторового масла: требуется взять фунт касторового масла и 4 унции белого воска, «растопить их вместе и при охлаждении добавить любой экстракт — бергамот или масло лаванды — и несколько капель масла серой амбры». Помада и всевозможные масла придавали волосам блеск, а также делали их скользкими и послушными, что позволяло выпрямлять, завивать и укладывать локоны, как того требовала мода.

Примитивный фен для волос, Англия, 1880—1900[6]

Окраска волос, как и декоративная косметика, в викторианской Англии не приветствовалась, однако многие модницы старались незаметно «подправить» цвет волос, сделать его более ярким и насыщенным, для чего использовались натуральные средства, например, хна и басма. В середине XIX века появились и первые синтетические краски для волос, однако они были опасными и часто вызывали аллергию или воспаление кожи головы.

В 1872 году француз Марсель Грато усовершенствовал щипцы для завивки и создал на их основе плойку. Приспособление нагревали на газовой горелке и зажимали ею пряди, чтобы получать «волны». Использование плойки было сложным из-за несовершенства; сложно было добиться равномерного нагревания, часто случались ожоги и несчастные случаи, поэтому перед тем, как поднести к волосам, температуру плойки проверяли на куске бумаги.

Примерно в то же время, во второй половине XIX века, появляется прообраз фена для сушки волос, представлявший собой емкость на деревянной ручке. В емкость наливался кипяток, после чего приспособлением проводили по волосам, что способствовало их высушиванию.

Амелия Лейхтенбергская, 1840-е. Прическа с завитыми локонами на висках весьма типична для общеевропейской моды той эпохи.

После двух десятилетий ампирных мод, когда популярностью пользовались прически на античный манер, в том числе короткие женские стрижки, в 1830-е годы мода снова усложняется. Волосы завивают локонами у висков, а на затылке собирают в причудливые пучки. Одна из самых популярных причесок 1830-х называлась «узел Аполлона» — волосы заплетались в косички и укладывались на макушке высокую «корзинку», для устойчивости использовался проволочный каркас. Прическа «а-ля Клотильда», в виде двух косичек, обвитых вокруг ушей, ставшая любимой прической молодой королевы Виктории, казалась по тем временам очень скромной и моментально завоевала популярность.

В эпоху романтизма (середина XIX века) в моде преобладали прямые проборы, завитые локоны на висках, объёмные пучки на затылке и аккуратно уложенные косы. В отличие от популярных причесок предшествующего десятилетия, с 1840-х объемные пучки из кос или локонов располагаются не вертикально на макушке, а сзади на затылке, оставляя открытой шею. Волосы, как правило, обрамляют щеки и прикрывают уши, иногда локоны спускаются до плеч, по моде середины века, обнаженных.

Прически 1870-х на модной картинке

В 1870-е фасон женского платья меняется, юбки становятся уже, а плечи и шея в дневное время полностью скрываются под тканью, декольте и короткие рукава допускаются лишь в вечерних нарядах. Этот период в моде характеризуется стилем неорококо и подражанием моде XVIII века. Прически 1870-х — 1880-х годов замысловатые и высокие, зачастую для их создания требовались накладные локоны. Спереди и над висками волосы зачесывали высоко вверх для придания объема, на макушке укладывали в петли или косы, а сзади волосы обычно укладывались в сеточку или спадали длинными завитыми локонами на шею и спину. Модной тенденцией 1880-х были кудрявые и прямые челки.

Прически 1890-х годов, как правило, были более компактными — локоны больше не выпускались свободно, а укладывались в сложный пучок на затылке, который лишь слегка выступал над головой при взгляде спереди. На рубеже веков влияние на моду оказывал идеал красоты, созданный американским иллюстратором Чарльзом Гибсоном и получивший собирательное наименование «девушки Гибсона» — в моду вошла прическа «а-ля Помпадур». Волосы стали носить более свободными и волнистыми, а челки постепенно исчезли из высокой моды. К концу десятилетия многие носили волосы собранными в большой пучок на макушке. Этот стиль также доминировал на протяжении всего первого десятилетия XX века.

Сложные женские прически викторианской эпохи дополнялись различными аксессуарами и головными украшениями. В волосы вплетались ленты, нити жемчуга; в эпоху романтизма частым украшением были живые или искусственные цветы, а в более поздний период — птичьи перья.

Модные прически викторианской эпохи создавались из очень длинных и густых волос, которыми обладали далеко не все женщины. Популярностью пользовались накладные локоны и косы из натуральных волос, называемые шиньонами. Спрос на волосы был огромен и часто малообеспеченные молодые женщины продавали свои локоны, чтобы хоть как-то подзаработать, хотя такой шаг был отчаянным. Только в 1848 году около 8 тысячи фунтов волос было завезено в Великобританию из Франции. Шиньоны незаметно крепились при помощи шпилек и булавок, маскировались украшениями и должны были выглядеть натурально, для чего тщательно подбирались по цвету.

В первой половине XIX века, особенно в 1830-е, в моде были фероньерки — миниатюрное украшение в виде обруча и небольшого подвеска (чаще всего жемчужной «капельки»), расположенного посередине лба. Тогда же, в 1830-е, в европейскую моду входят гребни (исп. peineta), в качестве украшения являющиеся частью испанского национального костюма. Драгоценные гребни, украшавшие высокие прически, изготавливали из различных материалов, например, серебра, черепахового панциря, слоновой кости, перламутра, дерева и т.д., и украшали резьбой.

Королева Виктория в малой короне и с вуалью

В 1840-е — 50-е годы, в эпоху романтизма, наиболее распространенным украшением торжественного наряда дамы были цветы, как живые, так и искусственные, изготовленные из ткани, воска или фарфора, но таким образом, чтобы имитировать настоящие. Цветы вплетались или крепились непосредственно к волосам, или украшали венки и обручи. В 1870-е — 90-е в моду входят эгреты — украшения в виде пера или пучка перьев (как правило, белой цапли). Эгреты крепились вертикально к шляпке или к самой прическе наподобие броши. Мода на это украшение была настолько велика, что едва не привела к полному уничтожению нескольких видов птиц, в том числе белой цапли.

Украшением высшей аристократии, начиная с эпохи ампира, являлись диадемы и тиары. В течение всего XIX века и вплоть до 1920-х годов эти виды украшений переживали свой расцвет; их надевали обычно на балы и придворные выходы. Диадемы высшей аристократии и представителей правящих семей во второй половине XIX века изготавливались чаще всего из белого золота или платины, жемчуга, бриллиантов и других прозрачных драгоценных камней. Такие материалы как коралл, бирюза и камеи, модные в эпоху ампира, утрачивают популярность к началу викторианской эпохи.

Частым украшением или аксессуаром была вуаль, расположенная либо сзади и спадающая на спину, либо, в зависимости от обстоятельств, закрывающая лицо. Вуали изготавливались из тонкой, полупрозрачной ткани или кружева. Черная вуаль в викторианскую эпоху была неотъемлемым элементом траура, в то время как белая — атрибутом невесты или просто аксессуаром, который сочетался с головным убором или украшением из цветов.

Парики окончательно выходят из моды в начале XIX века, однако еще долгое время натуральным волосам старались придать «искусственный» вид при помощи различных средств, например, пудры и масла. В викторианскую эпоху гладко уложенные волосы у мужчины были признаком благородного происхождения, в то время как слуги обязывались пудрить волосы и придавать им пышную форму при помощи мыльной пены.[7]

Мужчины в эпоху романтизма, с 1840-го по 1865 год, носили волосы средней длины, уложенные на боковой пробор. Иногда надо лбом или сбоку начесывался «гребень» в виде скрученного локона, или локоны завивались по бокам снизу, оставляя волосы сверху гладко уложенными. В моду входят усы, бороды и бакенбарды любых размеров и форм. Одной из знаменитых мужских причесок середины XIX века была прическа «а-ля пуританин», которую носил Авраам Линкольн: залысины на висках, пробор набок, короткая борода и отсутствие усов.

После 1860-х мужские прически становятся становятся заметно короче, однако усы и бакенбарды остаются в моде. Мужчины, как и женщины, использовали различные средства для ухода за волосами и поддержания формы прически — в основном различные виды воска и масел. Существовали специальные приспособления (в виде деревянных рамочек или полосок ткани, именуемых «бинтами для усов») для поддержания формы усов во время сна.

Мода на бороды постепенно сходит на нет к концу XIX века, усы продолжают носить до Первой мировой войны. В 1880 году в Германии была изобретена первая безопасная бритва, конструкция которой была довольно примитивной и неудобной. В 1893 году американский изобретатель Кинг Кэмп Жиллетт создал безопасную бритву с более тонкими и сменными лезвиями, однако подлинный успех ждал изобретение лишь в начале XX века.

Гид по викторианской эпохе (ну хоть что-то ты ведь должен о ней знать) — www.maximonline.ru

Получая на шею столь покорное существо, как викторианская жена, джентльмен отдувался по полной. С детства его воспитывали в убеждении, что девочки — это хрупкие и нежные создания, с которыми нужно обращаться бережно, как с ледяными розами. Отец полностью отвечал за содержание жены и детей. Рассчитывать на то, что в трудную минуту жена соизволит оказать ему реальную помощь, он не мог. О нет, сама она никогда не посмеет жаловаться на то, что ей чего-то недостает!

Но викторианское общество бдительно следило за тем, чтобы мужья покорно влекли лямку. Муж, не подавший жене шаль, не подвинувший стул, не отвезший ее на воды, когда она так ужасно кашляла весь сентябрь, муж, заставляющий свою бедную жену выезжать второй год подряд в одном и том же вечернем платье, — такой муж мог поставить крест на своем будущем: выгодное место уплывет от него, нужное знакомство не состоится, в клубе с ним станут общаться с ледяной вежливостью, а собственная мать и сестры будут писать ему возмущенные письма мешками ежедневно.

Викторианка считала своим долгом болеть постоянно: крепкое здоровье было как-то не к лицу истинной леди. И то, что огромное количество этих мучениц, вечно стонавших по кушеткам, дожило до Первой, а то и до Второй мировой войны, пережив своих мужей на полвека, не может не поражать.

Помимо супруги мужчина также нес полную ответственность за незамужних дочерей, незамужних сестер и тетушек, вдовых двоюродных бабушек. Пусть викторианец и не имел обширных супружеских прав османских султанов, но гарем у него часто был побольше, чем у них.

Свободная любовь по-викториански

Официально викторианцы полагали, что девочки и девушки лишены сексуальности или, как ее тогда шепотом именовали, плотской похоти. Да и вообще неиспорченная женщина должна подчиняться постыдным постельным ритуалам лишь в рамках общей концепции покорности мужчине. Поэтому лозунг «Леди не шевелятся!» действительно был близок к реальности. Считалось, что женщина идет на это лишь с целью завести дитя и… ну как бы это сказать… усмирить демонов, терзающих грешную плоть ее мужа.

К грешной плоти мужа общественность относилась с брезгливой снисходительностью. К его услугам было 40 тысяч проституток в одном Лондоне. В основном это были дочери крестьян, рабочих и торговцев, но встречались среди них и бывшие леди, которые брали за свои услуги 1—2 фунта против обычной таксы в 5 шиллингов. На викторианском жаргоне проституток полагалось именовать иносказательно, не оскорбляя ничей слух упоминанием их ремесла.

Поэтому в текстах той поры они обозначаются как «несчастные», «эти женщины», «дьявольские кошки» и даже «канарейки Сатаны». Списки проституток с адресами регулярно печатались в специальных журналах, которые можно было приобрести даже в некоторых вполне респектабельных клубах. Уличные женщины, которые отдавалась за медяки любому матросу, разумеется, не подходили для приличного джентльмена. Но и посещая гетеру высшего разряда, мужчина старался скрыть этот прискорбный факт даже от близких друзей.

Жениться на женщине с подмоченной репутацией, даже не на профессионалке, а просто на оступившейся девушке, было невозможно: безумец, решившийся на такое, сам превращался в парию, перед которым закрывались двери большинства домов. Нельзя было и признавать незаконного ребенка. Порядочный мужчина должен был выплатить на его содержание скромную сумму и отправить куда-нибудь в деревню или захудалый пансион, чтобы никогда с ним более не общаться.

Юмор, сумасбродство и скелеты в шкафах

Вполне естественно, что именно в этом затянутом до натужности и благопристойном до полной бессмыслицы мире возникло мощное противодействие лакированной рутине будней. Страсть викторианцев к ужасам, мистике, юмору и диким выходкам — это тот самый свисток на паровом котле, который так долго не давал искусственному миру взорваться и разлететься на куски.

С жадностью цивилизованных людоедов викторианцы вычитывали подробности убийств, всегда выносимые газетами на первые полосы. Их рассказы ужасов способны вызывать дрожь омерзения даже у поклонников «Резни бензопилой в Техасе». Описав на первых страницах нежную девушку с ясными глазками и бледными щечками, поливающую маргаритки, викторианский автор с наслаждением посвящал остальные двадцать тому, как дымились ее мозги на этих маргаритках, после того как в дом пробрался грабитель с железным молотком.

Смерть — это та леди, которая непростительно равнодушна к любым правилам, и, видимо, этим она и завораживала викторианцев. Впрочем, они делали попытки подстричь и цивилизовать даже ее. Похороны занимали викторианцев не меньше, чем древних египтян. Но египтяне, изготавливая мумию и бережно снаряжая ее в грядущую жизнь скарабеями, ладьями и пирамидами, хотя бы верили в то, что это разумно и предусмотрительно. Викторианские же гробы с богатой резьбой и цветочной росписью, похоронные открытки с виньетками и модные фасоны траурных повязок — это тщетный возглас «Просим соблюдать приличия!», обращенный к фигуре с косой.

Именно из ранних готических романов анг­личан развился жанр детектива, они же обогатили мировую культурную сокровищницу такими вещами, как сюрреалистический юмор и черный юмор.

У викторианцев была еще одна совершенно удивительная мода — на тихих сумасшедших. Рассказы о них печатались толстыми сборниками, а любой обитатель Бедлама, сбежавший от сиделок и прогулявшийся по Пикадилли в «невыразимых» на голове, мог целые месяцы занимать собой гостей на светских обедах Лондона. Эксцентричные особы, не допускавшие, впрочем, серь­езных сексуальных нарушений и некоторых других табу, весьма ценились в качестве приятной приправы к обществу. И держать дома, скажем, тетушку, любящую сплясать матросский танец на крыше сарая, было хоть и хлопотным, но не заслуживающим общественного недовольства делом.

Более того, странные выходки сходили с рук и обычным викторианцам, особенно немолодым леди и джентльменам, если эти выходки, скажем, были результатом пари. Например, рассказ Гилберта Честертона о джентльмене, неделю носившем на голове кочан капусты, а потом съевшем ее (в качестве расплаты за неосторожное восклицание «Если это случится, я клянусь съесть свою шляпу»), — это реальный случай, взятый им из одной девонширской газеты.

Мы точно знаем, когда кончилось викторианство. Нет, не в день смерти маленькой королевы, а тринадцать лет спустя, с первыми радиосообщениями о начале Первой мировой войны. Викторианство — это тот восковой букет под колпаком, который совершенно неуместен в окопах. Зато напоследок викторианцы могли с трепетом полюбоваться тем, с какой легкостью вся эта махина благопристойности разлетается в мелкую дребедень, навеки освобождая из своих пут так долго нежившихся в них пленников.

Нравы викторианской Англии — Статьи

Викторианская эпоха охватила большую часть 19 века. Практически в каждой сфере жизни произошли кардинальные перемены. Это было время процветания, широкой империалистической экспансии и великих политических реформ. При этом доведенная до абсурда добродетель и ограничения контрастировали с широким распространением проституции и детского труда.

1.jpg

Простым англичанам жилось нелегко. (pinterest.com)

В хибары бедняков набивалось столько людей, что ни о какой гигиене или санитарных нормах речи быть не могло. Часто совместное проживание на малой площади большого количества мужчин и женщин приводило к очень ранней проституции.

2.png

Жизнь работяг. (pinterest.com)

В доме же обывателя среднего класса главным местом была гостиная. Это была самая большая, дорого украшенная и презентабельная комната. Еще бы, ведь по ней судили о семье.

4.jpg

Классический интерьер приличного дома. (pinterest.com)

5.jpg

Жизнь трущоб. (pinterest.com)

Предшествующие Виктории поколения Ганноверов вели весьма распутный образ жизни: незаконные дети, алкоголизм, распутство. Престиж британской монархии был низок. Королеве пришлось выправлять ситуацию. Хотя, говорят, что она коллекционировала изображения обнаженной мужской натуры.

6.jpg

Жертвы моды. (pinterest.com)

7.jpg

Семейный портрет. (pinterest.com)

8.jpg

Мода викторианской эпохи. (pinterest.com)

Мужчины и женщины обязаны были забыть, что у них есть тело. Ухаживания состояли из ритуальных бесед и символических жестов. Слова о теле и чувствах заменялись эвфемизмами (например, конечности вместо рук и ног). Девушкам не полагалось ничего знать о сексе и деторождении. Представители среднего класса обладали уверенностью в том, что процветание — это вознаграждение за добродетель. Доведенное до крайности пуританство семейной жизни порождало чувство вины и лицемерие.

9.jpg

Английская семья в Индии, 1880. (pinterest.com)

10.jpg

Продавщицы цветов. (pinterest.com)

Надо сказать, суровые правила не распространялись на простой люд. Крестьяне, рабочие, мелкие торговцы, моряки и солдаты жили в антисанитарии, нищете и тесноте. Требовать от них соблюдения викторианской морали было бы просто смешно.

13.png

Жизнь бедняков. (pinterest.com)

Одежда была сложна и изысканна. Для каждого случая был предусмотрен конкретный фасон. Главными героями гардероба женщин были кринолин и корсет. И если первый могли позволить себе только состоятельные дамы, то второй носили женщины всех классов.

14.jpg

Модницы. (pinterest.com)

15.jpg

В ванной. (pinterest.com)

17.jpg

Викторианская мода. (pinterest.com)

18.jpg

Спиритический сеанс. (pinterest.com)

19.jpg

Англичане вызывают духов. (pinterest.com)

С изобретением дагерротипа люди начали заказывать портреты. Правда, с непривычки вспоминали о том, что хотят изображение родственников уже после их кончины. Поэтому были распространены посмертные портреты. С ростом популярности этого жанра фотографы пытались добавить картинкам «жизни»: трупы снимались в окружении семьи, глаза насильно открывали, дорисовывали розовые щеки. Другая мода — портреты без головы, причем заказывали их для себя еще живые люди.

20.jpg

В викторианскую эпоху фото выглядели специфически. (pinterest.com)

21.jpg

Прославленное английское чувство юмора. (pinterest.com)

Эдвардианская эпоха — Википедия

Эта статья — о правлении короля Эдуарда VII в XX веке. О периоде средневековой истории Англии см. Эдуард I.

Эдвардианская эпоха, или эдвардианский период, в истории Соединённого Королевства — период правления Эдуарда VII с 1901 по 1910 год, в который также иногда включают и несколько лет после его смерти, предшествовавшие началу Первой мировой войны.

Смерть королевы Виктории в январе 1901 года и восшествие на престол её сына Эдуарда знаменовали конец Викторианской эпохи. В то время как Виктория избегала излишней публичности, Эдуард был лидером среди законодателей мод, находящихся под влиянием искусства и веяний континентальной Европы. Вероятно, этому способствовала любовь короля к путешествиям. В эту эпоху произошли значительные сдвиги в политической жизни — слои населения, чьи интересы ранее были слабо представлены на политической арене (разнорабочие и женщины), стали крайне политизированными[1]. В эдвардианский период часто включают и несколько лет после кончины короля Эдуарда в 1910 году, таким образом захватывая гибель «Титаника» в 1912-м, начало Первой мировой войны в 1914-м, окончание войны с Германией в 1918-м, либо подписание Версальского договора в 1919-м.

Эдвардианская эпоха — это время мира и достатка. На её протяжении не было значительных спадов и повсеместно царило процветание. Хотя темпы роста британской экономики, фабричного производства и ВВП (но не ВВП на душу населения) уступили первенство США и Германии, страна оставалась мировым лидером в торговле, финансах и кораблестроении, а также имела сильные позиции в промышленном производстве и добыче руды[2]. Рост промышленности замедлился, а элиты охотнее предавались развлечениям, чем занимались предпринимательством. Однако следует выделить и значимые достижения. Лондон был мировым финансовым центром — гораздо более мощным и всеобъемлющим, чем Нью-Йорк, Париж или Берлин. Британия располагала огромными заморскими капиталами как в своей официальной Империи, так и в Латинской Америке и на прочих территориях. В её распоряжении были акции крупнейших холдингов в Соединённых Штатах, особенно в железнодорожной отрасли. Все эти богатства оказались жизненно важными при обеспечении бесперебойных поставок в первые годы Мировой Войны. Уровень жизни, особенно среди городского населения, рос. Рабочие классы стали устраивать политические протесты, чтобы их голос был более отчётливо слышен в правительстве, что, однако, не приводило к значительным беспорядкам по экономическим причинам вплоть до 1908 года[3].

Права женщин[править | править код]

В Эдвардианской Англии был целый крупный социальный класс слуг, в том числе женского пола[4]. Они часто получали скромное содержание, но были обеспечены питанием и кровом, годами живя в замкнутых сообществах и мало общаясь со внешним миром.

Положение женщин не из высшего общества оставалось достаточно тяжёлым. Аборты были запрещены, как и частично контрацепция, женская прислуга и женщины из рабочего класса были относительно бесправны. Из-за того, что добытчиком был и воспринимался обществом в первую очередь мужчина, борьба с женской бедностью была затруднена, и сама эта бедность часто невидима. Женщины Англии в 1910-х годах в последний раз носили корсеты в повседневной жизни и надевали длинные юбки. С началом Первой Мировой войны пришла мода на укороченные юбки, и прежний фасон не пользовался более популярностью[5].

Мода[править | править код]

Появляется авиация, от полёта братьев Райт[6] в Америке до пересечения Ла-Манша Л. Блерио. Автомобили начинают распространяться не только среди энтузиастов или как предметы роскоши, но и как средства передвижения, хотя и дорогостоящие. В зачаточном виде существовали подводная и ракетная техника. Активно развивались в самой Англии и её колониях железные дороги. Начинает своё победное шествие кинематограф. С начала 1900-х годов общественное мнение Великобритании приковано к полярным исследованиям в Южном полушарии, в Антарктиде, в том числе английскими экспедициями Скотта и Шеклтона. В результате на закате эпохи Южный полюс был покорён Руалем Амундсеном, опередившим в полярной гонке англичанина Роберта Скотта, погибшего на обратном пути к своей прибрежной базе.

Тем временем с континента приходили сенсационные новости о работах Эйнштейна, Планка и Резерфорда, а с 1901 года в Скандинавии стали присуждаться Нобелевские премии. Первым нобелевским лауреатом Британской империи стал Рональд Росс, индийский врач и паразитолог шотландского происхождения, получивший Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1902 году за исследования малярии[7].

Литература и СМИ[править | править код]

В Эдвардианскую эру в Англии жили и творили многие известные писатели — Редьярд Киплинг, Бернард Шоу, Джозеф Конрад, Джон Голсуорси, Беатрикс Поттер, Саки, Герберт Уэллс, Эдит Уортон, и П. Г. Вудхауз. Параллельно большую долю книжного рынка начинают занимать романы для простой публики, которые сегодня относят к бульварным.

Из литературной критики того времени следует отметить работу Э. С. Брэдли Shakespearean Tragedy (1904).

Массовые газеты, имеющие всё большие тиражи и аудиторию и контролируемые магнатами от прессы, приобретают значительный вес в обществе[8].

Музыка[править | править код]

Существовала уже в зачаточном виде звукозапись (на восковые цилиндры в плохом качестве), но более популярны были живые выступления. Летом музыканты, в том числе военные, нередко играли для публики в парках[9]. Вскоре был усовершенствован граммофон и представлен на рынке патефон. Из известных музыкантов эпохи можно упомянуть, например, Генри Вуда.

Архитектура[править | править код]

Бывший отель «Эверсли», преобразованный в многоквартирный дом (Норфолк, архитектор Огастес Скотт)

Эдвардианская архитектура не восприняла стиль ар-нуво, популярный в континентальной Европе того времени. Она опиралась на эдвардианское барокко, обыгрывавшее исторически более ранние стили от идейного наследия Кристофера Рена (1632—1723) до неоклассицизма XVII—XVIII веков. Крупными архитекторами эпохи были Эдвин Лаченс, Чарльз Макинтош и Жиль Жильбер Скотт.

Спорт[править | править код]

Высшие классы английского общества того времени предпочитали теннис и яхтинг, рабочий класс увлекался футболом. Уже существовали некоторые современные команды, например, Астон Вилла и Манчестер Юнайтед.

В Лондоне прошли Летние Олимпийские игры 1908 года.

Вторая англо-бурская война 1899—1902 годов на рубеже викторианской и эдвардианской эпох разделила английское общество. Противники войны получили существенный политический капитал благодаря своему красноречию. За исключением этой войны, на протяжении эдвардианской эпохи Великобритания не была замешана в военные конфликты, что создало предпосылки для внутренних общественных реформ. Во внутренней политике юнионисты противостояли либералам, желая предпринять протекционистские меры в торговле, а когда в 1906 году последние победили на выборах, произошёл конфликт между нижней палатой парламента и Палатой Лордов (в основном состоявшей из консерваторов), закончившийся ограничением полномочий верхней палаты в 1909 году (см. en:People’s Budget, Ллойд Джордж).

Восприятие Эдвардианской эры потомками[править | править код]

Существует два взгляда на Эдвардианскую эру. Первый, романтический, берет своё начало в 1920-х годах, затем он укреплялся вплоть до послевоенных лет, когда эдвардианский период воспринимался как время покоя и процветания, предшествовавшее великим бурям, после которых Британия перестала быть первой из держав и потеряла большую часть своих колоний. Второй, критический, рассматривает социальное расслоение и классовые противоречия, существовавшие в эдвардианском обществе, а также указывает на активизировавшуюся конкуренцию других держав с Великобританией[10].

  1. ↑ Hattersley, Roy (2004). The Edwardians. London: Little, Brown. ISBN 0-316-72537-4.
  2. ↑ Jean-Pierre Dormois and Michael Dintenfass, eds., The British Industrial Decline (1999)
  3. ↑ Arthur J Taylor, «The Economy», in Simon Nowell-Smith, ed., Edwardian England: 1901—1914 (1964) pp. 105—138
  4. Benson, John. One Man and His Woman: Domestic Service in Edwardian England (англ.) // Labour History Review : journal. — 2007. — Vol. 72, no. 3. — P. 203—214.
  5. Marwick, Arthur. The Deluge. British Society and the First World War (англ.). — Second. — Basingstoke: Macmillan, 1991. — P. 151. — ISBN 0-333-54846-9.
  6. ↑ A. R. Ubbelohde, «Edwardian Science and Technology: Their Interactions», British Journal for the History of Science (1963) 1#3 pp. 217—226 in JSTOR
  7. ↑ Биография Рональда Росса на сайте Нобелевского комитета
  8. Priestley, J. B. The Edwardians (неопр.). — London: Heinemann, 1970. — С. 176—178. — ISBN 0-434-60332-5.
  9. ↑ Priestley (1970), pp. 132—139
  10. James, Lawrence (англ.)русск.. The Rise and Fall of the British Empire (неопр.). — Little, Brown and Company (англ.)русск., 1994. — ISBN 978-0-349-10667-0.
  • Black, Mark. Edwardian Britain: A Very Brief History (2012) excerpt and text search
  • Delap, Lucy. «The Superwoman: Theories of Gender and Genius in Edwardian Britain», Historical Journal (2004) 47#1 pp. 101—126 in JSTOR
  • Gray, Anne. The Edwardians: Secrets and Desires (неопр.). — National Gallery of Australia, 2004. — ISBN 978-0642541499.
  • Hawkins, Alun. «Edwardian Liberalism»,

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *