На Ижевский конный полк, первый раз вступавший в бой, легла тяжелая задача. Было похоже на то, что здесь начинается боевая жизнь полка и здесь же наступит его конец — тот почетный и славный конец, который выпадает на долю арьергардов, жертвующих собою для спасения главных сил. Большинство состава полка было из старых об­стрелянных бойцов — ветеранов борьбы на родном заводе и последу­ющих боев под Уфой, на Урале и в Западной Сибири, и это давало уверенность, что все, что необходимо сделать, будет исполнено.

На рассвете 23 декабря застава, наблюдавшая за противником, за­нявшим деревню Ягуново (5 верст к югу от деревни Комиссарове), донесла о появлении красных. Дежурный эскадрон, под командой пра­порщика Щербакова, немедленно выступил навстречу и загнал против­ника обратно в Ягуново. Появились первые раненые — прапорщик Щербаков, получивший рану в голову, и два всадника. Спешенный эскадрон начал перестрелку с красными, засевшими в ближайших избах деревни.

Деревня Ягуново была не далее полуверсты. Местность к ней пони­жалась и была открытой. На слегка возвышенном плоскогорье, где рас­сыпалась цепь эскадрона, росли кусты, хотя и бывшие теперь без лис­тьев, но дававшие некоторое укрытие от взоров врага. На оба фланга были выдвинуты заставы, имевшие хороший обзор.

Позиция оказалась удобной. Все движения противника были хоро­шо видны, и его попытки перейти в наступление быстро прекращались огнем. На подмогу подошли еще один эскадрон и станковый пулемет. При пулемете находился корнет Волков, недавно прибывший в полк из военного училища. Ему было приказано незаметно выдвинуть пулемет в цепь, прикрываясь кустами. Но корнет Волков вылетел по дороге на открытое место. Застрочил пулемет красных, и корнет Волков упал, сраженный пулей в лоб.

Перестрелка с красными продолжалась до 1 часу дня. Около этого времени левая застава донесла, что к деревне, находящейся южнее Ягунова, подходит большая колонна. В бинокль заметили пушки. Ког­да неизвестная колонна вошла в деревню, правофланговая застава со­общила, что противник из Ягунова на санях, числом около 200, уходит на запад. Расположение в колонне обозов и артиллерии, а также бегство красных из деревни Ягуново указывали, что появившаяся колонна состоит из наших отставших частей.

Для занятия Ягунова и связи с неизвестными был послан резервный эскадрон. Но едва он появился на виду Ягунова, его оттуда обстреля­ли. Убита одна лошадь. Эскадрону приказано отойти обратно в резерв. В это же время со стороны неизвестной колонны позиция Конного полка была обстреляна артиллерией. Из Щегловска подошел на помощь 3-й Ижевский полк. Необходимо было выяснить, кто занял Ягуново. Было очевидно, что это была передовая часть таинственной колонны.

Подъехали две подводы, и крестьяне попросили разрешения пропу­стить их домой через деревню Ягуново. Им было сказано сообщить солдатам, находившимся в деревне, выслать двух всадников для встре­чи с двумя нашими для опознания. Не без удивления поскакавшие вперед ижевцы встретились с воткинцами. Последние принадлежали к запасному батальону Воткинской дивизии под командой полковника Камбалина — командира 3-го Барнаульского полка. Главная часть всей колонны состояла из частей 7-й Уральской горных стрелков дивизии под командой полковника Бондарева.

Конный полк ижевцев, получив приказ присоединиться к дивизии, в 4 часа дня выступил из деревни Комиссарове в Щегловск и к вече­ру прибыл к назначенному месту на короткий отдых. Дальнейшее при­крытие города Щегловска с юго-западного направления возлагалось на 7-ю Уральскую дивизию. Боевое крещение Конного полка оказалось его первым успехом, хотя обстановка на рассвете этого дня не предвеща­ла ничего хорошего. Полк потерял двух офицеров и восемь всадников и задержал красных от прорыва к городу Щегловску до появления от­ставших частей отходящей армии.

Из города Щегловска последние части Ижевской дивизии, в том числе Конный полк, поздно вечером выступили в деревню Боровушку. На северо-восток от этой деревни, углубляясь в тайгу, идет упомяну­тый переселенческий тракт. С запада к деревне подходят две дороги — от города Щегловска и из района к северу от этого города. Со сторо­ны Щегловска направление прикрывалось 7-й Уральской дивизией. Дорога к северу не охранялась.

Это беспокоило временно командующего 3-й армией генерала Ба­рышникова. Подошедший к Боровушке еще днем 23 декабря 1-й Ижев­ский полк был послан командующим на беспокоившее его направле­ние. Командир полка получил задачу продвинуться до ближайшего се­ления и удерживать его до распоряжения. Оказалось, что на дорогу, по которой двинулся полк, выходили с западной стороны еще две дороги. На обе было выставлено охранение по батальону (к этому времени — не более 100 бойцов в каждом). С третьим батальоном командир пол­ка продолжал движение до встречи с противником. До деревни полк не дошел. Встреча произошла в лесу, недалеко от глубокого и широко­го оврага. Отбросив за овраг передовую группу красных, батальон за­нял берег оврага, и здесь разгорелся продолжительный бой.

В деревне Боровушке у командующего армией шло совещание, на которое отправился только что прибывший из Щегловска начальник Ижевской дивизии генерал Молчанов. Там обсуждался вопрос об обо­роне подступов к Боровушке. Один из присутствующих, генерал Ромеров, доказывал, что красные с севера наступать не будут. Генерал Молчанов, знавший, что красные с утра пытались пробиться к Щегловску, но без успеха, и что они спешно бросились на север из занимае­мой ими деревни Ягуново, когда появилась 7-я Уральская дивизия, за­явил, что следует опасаться именно за северное направление. Генерал Ромеров горячо возражал: «Интуиция подсказывает мне, что оттуда они не появятся». Генерал Молчанов отвечал: «Моя интуиция подсказыва­ет, что они ударят оттуда». В это время входит ординарец от команди­ра 1-го полка с донесением, что полк отбивает упорные атаки красных.

Командир полка просил прислать какие-нибудь части, чтобы сменить два батальона, поставленные для обеспечения дорог. Эти батальоны не имели против себя противника, бездействовали и нужны были для под­держки батальона, уже ввязавшегося в бой. Бросить же охрану дорог было невозможно — по ним могли подойти новые силы противника. Подкрепление выслано не было. Вечером позднее командир получил выписку из приказа по армии, где было указано, что в 7 часов утра его сменит бригада под командой генерала Сахарова.

Всю ночь шла перестрелка с красными. Были тяжелые потери. Тя­жело ранен в грудь навылет командир батальона капитан Блинов. В 7 часов утра никаких частей для смены не появилось. Посланный к ге­нералу Сахарову офицер привез обещание скорой смены. В 9 часов утра командир 1-го полка узнал, что генерал Сахаров со своими частями уже двинулся на восток. Не дождавшись смены и не получив никаких при­казов, командир полка собрал полк и около 10 часов 24 декабря двинулся на Боровушку и дальше в тайгу. Красные не преследовали.

Еще по теме:
Монография Ермолаева А.Н. к 150-летию города Мариинск;
приложение с фотографиями.
Первые выстрелы гражданской войны
Мариинск – фотоэкскурсия по городу
Боевые действия в Щегловске, декабрь 1919 года
Щегловск, 1918 год – образование города, смена власти
А. Г. Ефимов ИЖЕВЦЫ И ВОТКИНЦЫ (фрагмент)
Униформа, награды и чинопроизводство в Сибирской армии
Сибирские стрелки в армии адмирала А.В.Колчака
Сибирская армия 1918 г.
Мобилизации сибирской интеллигенции в Белую армию в 1918-1919 гг.

Воспоминания Денисова Н.Ф.  (из семьи батрака)

«Мы отказались пойти в наступление против немцев. В то время мы находились в поместье недалеко от ст. Молодечной. За непослушание мы всем отрядом были арестованы и направлены в Минск, откуда после допросов нас направили в Смоленск, где оставили до разбора дела. Не дожидаясь разбора, мы, шесть человек, бежали из тюрьмы и вновь попали на фронт где были назначены в Сибирский 33 полк на передовую линию. Через три недели службы меня перевели в санитарный транспорт, перевозить в лазарет больных.
В 1918 г. после свержения временного правительства, я был отпущен в отпуск. В это время в Сибири еще находилось много офицеров и белогвардейцев. В дороге встретился со своим бывшим командиром взвода большевиком Орешкиным. Во главе с Орешкиным мы разоружали и срывали погоны с белогвардейцев. В Новосибирске с Орешкиным мы расстались. По дороге в Щегловск в Топках у меня отобрали документы и арестовали, но в суматохе я сумел скрыться.»

Воспоминания Дезедерьева Д.Е. (крестьянин, партизан отряда Рогова)

«18 декабря, за день до Николина дня, утром наш отряд вышел из Кольчугино на Щегловск. В первой деревушке отряд разделился 1й и 3й батальоны, пошли левее, а 2й правее. Ночевали мы в с.Плотниково, а на второй день к вечеру в Николин день, соединились все три батальона в с.Пингино. Утром выступили на Щегловск и вечером наша разведка вела перестрелку с колчаковцами. В Щегловске стоял пехотный полк колчаковцев. Утром 21 декабря мы пошли в наступление и к обеду выбили колчаковцев из города. В сторону деревни Кобели послали разведку из нашего 1ого батальона 40 человек и в схватке с казаками погибло 27 человек наших разведчиков. После боя мы расположились отдыхать. Искать и наказывать предателей и карателей не было времени. Утром получили приказ выехать на позиции для отпора больших колчаковских сил, которые отступали через Щегловск. Весь отряд занял позиции вдоль железной дороги. Установили 18 или 20 пулеметов. Позиция у нас была удобная. Кони у нас стояли за высокой насыпью, а мы лежали за рельсами. Мы не давали белякам подниматься для перебежки, так как они были на ровной, открытой местности и на снегу хорошо были видны. Но к вечеру они стали обстреливать наши позици и город из пушек. Нам дали команду отступать. Мы сели на коней и поехали через город отступать на село Щербаки. Убитых по улицам валялось человек 20. Выехали мы через речку на гору и остановились, так как не было командиров. К отряду на санях подьехали беженцы, рабочие с семьями, которые боялись колчаковской расправы. Подвод набралось примерно 150. Но вот появились командиры, отряд выстроился и пощел на Щербаки. Для прикрытия обоза с беженцами была выделена разведка из второго батальона Лямина. Отступили оказывается вот почему. На Щегловск шла пехотная дивизия, а в обход пошла кав. бригада. Беляки хотели окружить город.»

Воспоминания Балянова И.Е. (крестьянин, партизан отряда Рогова)

Сходны с описанием боя за Щегловск, данным Дезедерьевым Д.Е. с той лишь разницей, что в рассказ добавляется захваченный партизанами бронепоезд, курсировавший меж Щегловском и Топками.

«В сторону Топок был отправлен бронепоезд, который колчаковцами был устроен из железных углярок. На бронепоезде были установлены пулеметы. Позже он вернулся на станцию под вражеским огнем. С него нами были сняты пулеметы.»

Петров Н.С.

Я, Петров Н.С. родился в д.Мозжуха (Кемеровского р-на), (13) 26 ноября 1891 г.

Отец мой происходил из Томских мещан и работал в качестве продавца, а мать – из крестьянок, неся в доме обязанности домашней хозяйки.

Будучи еще 9 лет, отец мой умирает и все мое дальнейшее воспитание проходит под непосредственной заботой и наблюдением моей неграмотной матери.

Окончив в1903 г. сельскую 3-х классную школу и заинтересовавшись учебой, я, вопреки нежелания матери, стал настаивать, грозя побегом от нее, на продолжении своего учения. Мать же, не имея средств, категорически настаивала на моем поступлении в качестве мальчика в тот же магазин, у хозяина которого почти с детства воспитывался мой отец.

Упрямство мое взяло верх. Она принуждена была распродать кое-какой оставшийся от отца домашний «скарб» (лошадь, корову и т.д.) и везти меня в Томск для поступления в среднюю школу.

Но при испытании меня постигла неудача принесшая как для меня, так и матери немало слез и горя. В силу большого конкурса и за неимением соответствующего «протеже», я в гимназию принят не был.

Кажется, ничего не оставалось, как покориться судьбе – идти в мальчики. Но случайная счастливая встреча с одной из отзывчивых учительниц городской школы – все изменилось вдруг. Она принимает деятельное участие в дальнейшей моей судьбе и я через год, пройдя дополнительную у нее подготовку, благополучно сдаю экзамен в Томское Реальное училище.

Томское (Алексеевское) реальное училище

К этому времени мать моя возвращается в Томск и устраивается на работу в одну из белошвейных мастерских, тем самым в какой-то степени обеспечив прожиточный минимум того времени.

Учеба в средней школе обязывала многому: плате за право учения, приобретению для носки соответствующей установленной формы и немалому количеству разных учебных пособий. Между тем незначительный заработок матери страшно стеснял и, спустя год, перед ней снова стал вопрос об изъятии меня из школы.

Освобождение меня через родительский комитет от платы за право учения положение выправило. Жить и учиться стало намного легче.

С 5-ого класса средней школы я уже сам стал оказывать небольшую материальную поддержку, занимаясь частными уроками (репетиторством) и работая нелегально на вешалке в качестве швейцара-подростка в одной из кофеин Бронислава, где служила в это время моя мать. (Я употребил слово «нелегально» потому, что обусловленность общества того времени не допускала ученика средней школы к подобного рода труду – третировало).

Так постепенно я привык к труду, получая за последний энный заработок, дававший нам с матерью некоторое облегчение.

Но в конце учебного года меня постигло новое несчастье. За выраженную мной солидарность с «бунтовавшимися» товарищами по школе против узурпации директора я намечен был к исключению. Особое ходатайство большинства товарищей по классу и отдельных педагогов положение исправило. Я был наказан 3- за поведение и отказом от освобождения от платы за право слушания. Новое обстоятельство меня еще больше заставило трудиться и я с честью вышел из этого материального ущемления.

В 1912 г. я оканчиваю вышеназванную среднюю школу и получаю аттестат зрелости.

Передо мной встал новый вопрос: в какое высшее учебное заведение поступать?

К этому времени я несколько оформился с уклоном в искусство, особенно у меня неплохие данные были в области ИЗО.

Но отсутствие необходимых для поездки в данную школу средств – с одной стороны, и соответствующих рекомендаций – с другой, не дали возможности осуществить, моего желания. Я решил, под влиянием своих товарищей, поступать вместе с ними на Мед. факультет Томского Университета.

Для поступления мне требовалось знание латинского языка, изучение которого в нашей средней школе отсутствовало.

Ничего мне не оставалось делать, как совместить полезное с приятным: пожертвовав год на изучение латыни одновременно подработать денег.

Годы 1913 и 1914 были для меня усиленного напряжения в погоне за приличным заработком, в целях полного обеспечения на случай поступления в Университет, в котором плата за право учения, если мне не изменяет память, выражает 100 руб. в год. Я использовал все ресурсы моих знаний и опыта. Был репетитором, суфлером и служил в качестве конторщика Управления материальной службы Томской железной дороги.

В этот же период я почувствовал усиленную тягу к общественной жизни. Активное участие принимал в качестве (безусловно бесплатного) музыканта в оркестре народных инструментов и актера любительских кружков при общества положения о народных образовании и народных развлечений.

В 1915 г. я сдал при Зап.Сиб. учебном округе экстерном латинский язык. К этому же времени я получил и свидетельство о политической благонадежности на право поступления в высшее учебное заведение.

Осенью 1915 г. я был зачислен в число студентов Медицинского факультета Томского Университета, в котором я пробыл до июня месяца 1916 г.

Медицинский факультет Томского Университета

Затянувшаяся империалистическая война давала о себе знать. Стали усиленно поговаривать о мобилизации студентов младших курсов с целью отправки их в военные училища.

Данная перспектива мне не улыбалась, так как я никогда не имел тяготения к почетному, по тому времени, званию офицерского чина.

Неожиданно для меня среди студенчества открывается набор на специальные курсы при Университете, по окончании которых студенту присваивалось звание «брата милосердия военного времени». Напуганный слухами о мобилизации в военные училища, я поступаю на вышеупомянутые курсы, успешно их заканчиваю, получив соответствующее свидетельство, и отправляюсь, согласно назначения, в прифронтовую полосу во 2-й Сиб. пер. врачебно-питательный отряд при XI армии юго-западного фронта, пробыв там до марта 1918 г., последовательно занимая должности от брата милосердия до Начальника санитарного транспорта. На фронте меня застала Февральская и Великая Октябрьская революции.

Надо сознаться по честному, что буржуазная революция мною была воспринята лучше, ибо общество, среди которого я вращался и воспитывался оставило на моем мировоззрении определенный отпечаток интеллигентщины того времени. Однако, я должен оговориться, что определенного политического мнения не имел и вопросом политики не занимался ни в период пребывания в средней школе, ни в годы студенчества, хотя в памяти моей отчетливо запечатлелись картины революционного движения 1905 г. (г. Томск), так будучи еще мальчишкой я неоднократно посещал рабочие митинги, проводимые в помещениях Бесплатной библиотеки и (даже в день пожара) «неразборчиво».

Инстинктивно я ощущал необходимость нового строя, но какого? Твердых воззрений решение данного вопроса я не имел.

(Зачеркнуто) Но врожденная, если так можно выразиться «народность» брала свое. Я постепенно начинал тяготеть к (неразборчиво). Видимо, благодаря своей пассивности (зачеркнуто) я уходил из поля зрения соответствующих политических работников, смешался с общей массой и прожил вплоть до момента оккупации немцами, как говорят, ни кем не затронутый.

Во время оккупации я, как и многие другие, находился в Киеве. Здесь я почувствовал всю тягость гетманских правителей Украины и особенно лапу непрошеных хозяев – немцев.

Во мне проснулось чувство ненависти к ним и я воспользовался случаем уехать в Советскую Россию, к себе на Родину в Сибирь, где жила моя мать. Путешествие мое длилось больше месяца. Выехав из Киева через таможенную границу Советской России с Гетманской Украиной в апреле месяце, я прибыл в Томск только в конце мая. За время поездки и небольшого пребывания при Советской Власти в г. Томске (место постоянного моего жительства) я впервые ощутил новый государственный строй, который в целом никак не укладывался в моем сознании.

В скором времени при участии чехов произошел переворот и Сибирь снова оказалась в руках контрреволюционной буржуазии.

Искушенный еще до Революции искусством я решил в Университет не возвращаться и определил себя тружеником театра.

До мобилизации в Колчаковскую белую армию, я работал суфлером и актером (1918-1919 г.) в полупрофессиональной труппе Коммерческого собрания.

Оригинал автобиографии (скан, pdf, 1.04mb)

Анкета вступающего кандидатом в члены ВКП(б) Петрова Н.С. (Скан, pdf, 700kb)